Охота за солдатиками

Охота за немецкими солдатиками, если это действительно игрушечные солдатики, а не бюсты, флаги или что‑то еще, ничего кроме юридического смеха и человеческого раздражения не вызывает ввиду своей правовой абсурдности. Наверное легче охотиться за игрушками, чем искать настоящих неонацистов, которых много сейчас расплодилось. Некоторые из них недавно, кстати, собирались в бывшем блокадном Ленинграде на некий консервативный форум.

Настоящие неонацисты умны, умудрены опытом и стараются свастикой и прочими запятнавшими себя символами не бравировать, под нацистскими знамёнами не шастают и даже железные кресты под подушкой не хранят. Занимаются себе ненавистью и иногда людей убивают.
Что же касается несчастных оловянных солдатиков, то врага надо знать в лицо и дети должны понимать, кого именно мы победили и побеждать их дальше в своих детских играх.
А взрослым не стоит играть в игрушки, унижать историю и забывать уголовное право, которое безусловно в данном случае говорит, что состава 282 статьи УК здесь нет и возбуждение уголовного дела не корректно.

Некорректно оно потому, что отсутствуют объективные и субъективные признаки данного состава. Факт продажи не сопровождается действиями направленными на героизацию и пропаганду нацизма и фашизма. И я сомневаюсь, что такое желание было.
Состав преступления — это всегда наличие необходимых и достаточных признаков, характеризующих реальное деяние, как преступление. В случае с Детским Миром даже необходимых нет, о достаточных и речи быть не может.
Необходимость и достаточность — это общеизвестное требование, утвердившееся в науке уголовного права.

Но самое ключевое: следствие должны доказать прямой умысел должностных лиц магазина на распространение бюстов и фигурок солдат и офицеров времен нацистской Германии с нанесенной на них нацистской символикой, в том числе войск СС, включенных в список экстремистских материалов, с целью возбуждения ненависти либо вражды, а также унижения достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой‑либо социальной группе, что невозможно, так как этого умысла очевидно нет.

Подобные эмоционально возбужденные уголовные дела свидетельствуют лишь об одном — о необходимости усиления взаимодействия науки и практики. Несомненно, такие знаковые, публичные, резонансные дела должны обстоятельно совместно и публично обсуждаться в целях недопущения порождения негативной практики. В противном случае мы рискуем девальвировать и российское уголовное право и уголовный процесс.
А это уже разрушение права.