Нет пророка в своем Отечестве?

Ваганьковское — одно из самых больших кладбищ в Москве. На сегодняшний день только сохранившихся захоронений свыше ста тысяч, а если считать и утерянные, то около полумиллиона. Здесь обрели свой последний приют и выдающиеся деятели, гордость и слава нашего Отечества, и не столь знаменитые жители столицы.

На Ваганьковском похоронен и великий просветитель народов Поволжья Иван Яковлевич Яковлев. Могилу его найти непросто, указатели к ней не ведут. Но знающие люди подскажут: нужно у входа свернуть направо, пройти между тесными рядами захоронений ближе к кладбищенской ограде — и только тогда через некоторое время увидишь большой каменный крест с надписью «Учитель чувашского народа».

О последних годах Патриарха биографы, как правило, сообщают очень скупо: после отъезда из Симбирска в 1922 году жил в Москве сперва у сына, потом у дочери в районе Соломенной сторожки, это рядом с Тимирязевской академией. Сейчас здесь высятся небоскребы. Создателю чувашского алфавита и организатору сотен чувашских школ так и не удалось побывать в Чувашской автономии.

Но ведь не на заслуженный отдых отправился в столицу почтенный старец, а в изгнание! Великого Учителя, всецело посвятившего себя подвижнической миссии, насильно оторвали от созданной им школы, отлучили от любимого дела, выселили из дома и вынудили покинуть город, с которым было столько связано. Об этих трагических и значимых для должного восприятия уроков истории событиях исследователи пишут очень мало. Широкому читателю практически неизвестны ценнейшие воспоминания, которые написал внук симбирского губернатора Александр Владимирович Жиркевич на основе бесед с Иваном Яковлевичем в 1916–1922 годах. Из них мы узнаем, что питомцы отплатили своему наставнику черной неблагодарностью. «Посыпались доносы, с которыми не могли не считаться местные власти. Жизнь Яковлева в Симбирске обратилась в ад. Наконец состоялось решение удалить Ивана Яковлевича с должности по заведыванию тем самым чувашским заведением, которое образовалось из бывшей Симбирской чувашской школы, разгромленной, к слову сказать, своими же, чувашами. Вместе с этим предложено было ему с семьей немедленно очистить квартиру. Наблюдение за исполнением этого распоряжения было возложено на городскую милицию: ежедневно с утра являлся к Яковлеву милиционер с напоминанием о выселении, то я наблюдал лично», — пишет Жиркевич.

Дорвавшиеся до власти «ученики», которые научились писать и читать благодаря стараниям просветителя, обвиняли знаменитого педагога в контрреволюционной деятельности, называли “царским генералом„ (за чин действительного статского советника) и “белогвардейцем„, унижали и травили. Даже чекисты после ряда допросов признали, что Иван Яковлевич стал жертвой ложных обвинений: “В деле имеются только голословные заявления, ничем материально не доказанные. Ученики Чувашской семинарии подали на Яковлева заявление лишь с целью погубить его из‑за личных счетов. Основываться на этих шатких фактах нельзя„.

Вот откуда столько горечи и боли в словах Патриарха: “Среди чуваш зачастую случаются непристойные дела. Это я наблюдал не раз. Так, если из чуваш кто‑нибудь начинает выходить вперед, другие подставляют подножку, закрывая дорогу. Тогда и его добрая мечта обрывается, и препятствующие ему сами остаются чахлыми„. Но и раньше, и сейчас, в дни юбилейных торжеств, о трагедии Учителя как‑то почти и не говорят. Может быть, неприятно вспоминать о некоторых характеристиках, оценках и высказываниях выдающегося просветителя?

Поэтому, посещая скромную могилу Ивана Яковлевича, похороненного за сотни километров от родной земли у кладбищенской ограды, за которой шумит многомиллионный город, невольно вспоминаешь слова Спасителя и задаешься вопросом: “Нет пророка в своем Отечестве?„